Неточные совпадения
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей
дочери? Что? а? что теперь
скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
«Ты
скажи, за что,
Молодой купец,
Полюбил меня,
Дочь крестьянскую?
Я не в серебре,
Я не в золоте,
Жемчугами я
Не увешана...
— «Я знаю, что он хотел
сказать; он хотел
сказать: ненатурально, не любя свою
дочь, любить чужого ребенка. Что он понимает в любви к детям, в моей любви к Сереже, которым я для него пожертвовала? Но это желание сделать мне больно! Нет, он любит другую женщину, это не может быть иначе».
— Это моя
дочь, —
сказал князь. — Позвольте быть знакомым.
Княгиня подошла к мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно, как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только
дочь их. Когда князь с княгиней вышли, Левин подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог говорить, и ему многое нужно было
сказать ей. Но он
сказал совсем не то, что нужно было.
— Он
сказал, что страдает за тебя и зa себя. Может быть, ты
скажешь, что это эгоизм, но такой законный и благородный эгоизм! Ему хочется, во-первых, узаконить свою
дочь и быть твоим мужем, иметь право на тебя.
— Вот как! — проговорил князь. — Так и мне собираться? Слушаю-с, — обратился он к жене садясь. — А ты вот что, Катя, — прибавил он к меньшой
дочери, — ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и
скажи себе: да ведь я совсем здорова и весела, и пойдем с папа опять рано утром по морозцу гулять. А?
— Нет, Англичанин выкормил на корабле своего ребенка, —
сказал старый князь, позволяя себе эту вольность разговора при своих
дочерях.
— Князь Александр Щербацкий, —
сказала мадам Шталь, поднимая на него свои небесные глаза, в которых Кити заметила неудовольствие. — Очень рада. Я так полюбила вашу
дочь.
— Кити играет, и у нас есть фортепьяно, нехорошее, правда, но вы нам доставите большое удовольствие, —
сказала княгиня с своею притворною улыбкой, которая особенно неприятна была теперь Кити, потому что она заметила, что Вареньке не хотелось петь. Но Варенька однако пришла вечером и принесла с собой тетрадь нот. Княгиня пригласила Марью Евгеньевну с
дочерью и полковника.
— А пословица? —
сказал князь, давно уж прислушиваясь к разговору и блестя своими маленькими насмешливыми глазами, — при
дочерях можно: волос долог….
— Не знаю, вспомните ли вы меня, но я должен напомнить себя, чтобы поблагодарить зa вашу доброту к моей
дочери, —
сказал он ей, сняв шляпу и не надевая её.
— Это Сорокина с
дочерью заезжала и привезла мне деньги и бумаги от maman. Я вчера не мог получить. Как твоя голова, лучше? —
сказал он спокойно, не желая видеть и понимать мрачного и торжественного выражения ее лица.
— Позвольте мне познакомиться с вами, —
сказала она с своею достойною улыбкой. — Моя
дочь влюблена в вас, —
сказала она. — Вы, может быть, не знаете меня. Я…
— Что мама? — спросил он, водя рукой по гладкой, нежной шейке
дочери. — Здравствуй, —
сказал он, улыбаясь здоровавшемуся мальчику.
― Да ведь у ней
дочь; верно, она ею занята? ―
сказал Левин.
И вдруг совершенно неожиданно голос старой княгини задрожал.
Дочери замолчали и переглянулись. «Maman всегда найдет себе что-нибудь грустное»,
сказали они этим взглядом. Они не знали, что, как ни хорошо было княгине у
дочери, как она ни чувствовала себя нужною тут, ей было мучительно грустно и за себя и за мужа с тех пор, как они отдали замуж последнюю любимую
дочь и гнездо семейное опустело.
— Не буду, не буду, —
сказала мать, увидав слезы на глазах
дочери, — но одно, моя душа: ты мне обещала, что у тебя не будет от меня тайны. Не будет?
— Послушайте, Максим Максимыч! —
сказал Печорин, приподнявшись. — Ведь вы добрый человек, — а если отдадим
дочь этому дикарю, он ее зарежет или продаст. Дело сделано, не надо только охотою портить; оставьте ее у меня, а у себя мою шпагу…
— Княгиня, —
сказал я, — мне невозможно отвечать вам; позвольте мне поговорить с вашей
дочерью наедине…
— Благородный молодой человек! —
сказал он, с слезами на глазах. — Я все слышал. Экой мерзавец! неблагодарный!.. Принимай их после этого в порядочный дом! Слава Богу, у меня нет
дочерей! Но вас наградит та, для которой вы рискуете жизнью. Будьте уверены в моей скромности до поры до времени, — продолжал он. — Я сам был молод и служил в военной службе: знаю, что в эти дела не должно вмешиваться. Прощайте.
— Мы ведем жизнь довольно прозаическую, —
сказал он, вздохнув, — пьющие утром воду — вялы, как все больные, а пьющие вино повечеру — несносны, как все здоровые. Женские общества есть; только от них небольшое утешение: они играют в вист, одеваются дурно и ужасно говорят по-французски. Нынешний год из Москвы одна только княгиня Лиговская с
дочерью; но я с ними незнаком. Моя солдатская шинель — как печать отвержения. Участие, которое она возбуждает, тяжело, как милостыня.
Я имел несчастие
сказать ей, что цвет лица возвратится после свадьбы; тогда она со слезами благодарности предложила мне руку своей
дочери и все свое состояние — пятьдесят душ, кажется.
Она мне кинула взгляд, исполненный любви и благодарности. Я привык к этим взглядам; но некогда они составляли мое блаженство. Княгиня усадила
дочь за фортепьяно; все просили ее спеть что-нибудь, — я молчал и, пользуясь суматохой, отошел к окну с Верой, которая мне хотела
сказать что-то очень важное для нас обоих… Вышло — вздор…
— Вот княгиня Лиговская, —
сказал Грушницкий, — и с нею
дочь ее Мери, как она ее называет на английский манер. Они здесь только три дня.
Мы с Печориным сидели на почетном месте, и вот к нему подошла меньшая
дочь хозяина, девушка лет шестнадцати, и пропела ему… как бы
сказать?.. вроде комплимента.
Раз приезжает сам старый князь звать нас на свадьбу: он отдавал старшую
дочь замуж, а мы были с ним кунаки: так нельзя же, знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество собак встретило нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались; те, которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не красавицы. «Я имел гораздо лучшее мнение о черкешенках», —
сказал мне Григорий Александрович. «Погодите!» — отвечал я, усмехаясь. У меня было свое на уме.
— Мне совестно наложить на вас такую неприятную комиссию, потому что одно изъяснение с таким человеком для меня уже неприятная комиссия. Надобно вам
сказать, что он из простых, мелкопоместных дворян нашей губернии, выслужился в Петербурге, вышел кое-как в люди, женившись там на чьей-то побочной
дочери, и заважничал. Задает здесь тоны. Да у нас в губернии, слава богу, народ живет не глупый: мода нам не указ, а Петербург — не церковь.
— Да увезти губернаторскую дочку. Я, признаюсь, ждал этого, ей-богу, ждал! В первый раз, как только увидел вас вместе на бале, ну уж, думаю себе, Чичиков, верно, недаром… Впрочем, напрасно ты сделал такой выбор, я ничего в ней не нахожу хорошего. А есть одна, родственница Бикусова, сестры его
дочь, так вот уж девушка! можно
сказать: чудо коленкор!
Губернаторша,
сказав два-три слова, наконец отошла с
дочерью в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как человек, который весело вышел на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не может быть такого человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
— Вы не знаете еще моей
дочери? —
сказала губернаторша, — институтка, только что выпущена.
— А это что, —
сказала она, вдруг схватив меня за левую руку. — Voyez, ma chère, [Посмотрите, моя дорогая (фр.).] — продолжала она, обращаясь к г-же Валахиной, — voyez comme ce jeune homme s’est fait élégant pour danser avec votre fille. [посмотрите, как расфрантился этот молодой человек, чтобы танцевать с вашей
дочерью (фр.).]
— Три месяца я ходила за нею, старик, —
сказала она, — посмотри на свою
дочь.
Лонгрен не вполне поверил бы этому, не будь он так занят своими мыслями. Их разговор стал деловым и подробным. Матрос
сказал дочери, чтобы она уложила его мешок; перечислил все необходимые вещи и дал несколько советов.
Похвальный лист этот, очевидно, должен был теперь послужить свидетельством о праве Катерины Ивановны самой завести пансион; но главное, был припасен с тою целью, чтобы окончательно срезать «обеих расфуфыренных шлепохвостниц», на случай если б они пришли на поминки, и ясно доказать им, что Катерина Ивановна из самого благородного, «можно даже
сказать, аристократического дома, полковничья
дочь и уж наверно получше иных искательниц приключений, которых так много расплодилось в последнее время».
— Посмотрите, я дала ей самое тонкое, можно
сказать, поручение пригласить эту даму и ее
дочь, понимаете, о ком я говорю?
— Боже мой, Дунечка, что это будет? —
сказала Пульхерия Александровна, тревожно и пугливо обращаясь к
дочери.
— Маменька, —
сказал он твердо и настойчиво, — это Софья Семеновна Мармеладова,
дочь того самого несчастного господина Мармеладова, которого вчера в моих глазах раздавили лошади и о котором я уже вам говорил…
— Чтоб удивить-то! Хе-хе! Ну, это пускай будет, как вам угодно, — перебил Петр Петрович, — а вот что скажите-ка: ведь вы знаете эту
дочь покойника-то, щупленькая такая! Ведь это правда совершенная, что про нее говорят, а?
— Ах, эта болезнь! Что-то будет, что-то будет! И как он говорил с тобою, Дуня! —
сказала мать, робко заглядывая в глаза
дочери, чтобы прочитать всю ее мысль и уже вполовину утешенная тем, что Дуня же и защищает Родю, а стало быть, простила его. — Я уверена, что он завтра одумается, — прибавила она, выпытывая до конца.
Огудалова. Я к вам привезла
дочь, Юлий Капитоныч; вы мне
скажите, где моя
дочь!
Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы не богаты, —
сказала она, — но я в долгу перед
дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».
— Что ты это? —
сказал я Зурину. — Какая кумушка Пугачева? Это
дочь покойного капитана Миронова. Я вывез ее из плена и теперь провожаю до деревни батюшкиной, где и оставлю ее.
—
Дочь капитана Миронова, —
сказал я ему, — пишет ко мне письмо: она просит помощи; Швабрин принуждает ее выйти за него замуж.
Раза два-три приходил сам Варавка, посмотрел, послушал, а дома
сказал Климу и
дочери, отмахнувшись рукой...
— И вдруг — вообрази! — ночью является ко мне мамаша, всех презирающая, вошла так, знаешь, торжественно, устрашающе несчастно и как воскресшая
дочь Иаира. «Сейчас, — говорит, — сын
сказал, что намерен жениться на вас, так вот я умоляю: откажите ему, потому что он в будущем великий ученый, жениться ему не надо, и я готова на колени встать пред вами». И ведь хотела встать… она, которая меня… как горничную… Ах, господи!..
Варавка схватил его и стал подкидывать к потолку, легко, точно мяч. Вскоре после этого привязался неприятный доктор Сомов, дышавший запахом водки и соленой рыбы; пришлось выдумать, что его фамилия круглая, как бочонок. Выдумалось, что дедушка говорит лиловыми словами. Но, когда он
сказал, что люди сердятся по-летнему и по-зимнему, бойкая
дочь Варавки, Лида, сердито крикнула...
—
Дочь моя учится в музыкальной школе и — в восторге от лекций madame Спивак по истории музыки.
Скажите, madame Спивак урожденная Кутузова?
Но как только он исчез — исчезла и радость Клима, ее погасило сознание, что он поступил нехорошо,
сказав Варавке о
дочери. Тогда он, вообще не способный на быстрые решения, пошел наверх, шагая через две ступени.
— Ах, знаю, знаю! —
сказала она, махнув рукою. — Сгорел старый, гнилой дом, ну — что ж? За это накажут. Мне уже позвонили, что там арестован какой-то солдат и
дочь кухарки, — вероятно, эта — остроносая, дерзкая.